Последние три дня января 1995 года. 8-й гвардейский армейский корпус генерала Льва Рохлина.Чечня.

Из фронтового блокнота

 

Вглядитесь в лица этих солдат... Это уже не просто мальчишки. Судьбе было угодно в один момент превратить их в настоящих мужчин. Это героические защитники единства и целостности России, честь, гордость и надежда Отчизны.

Вступая в Грозный, они не малодушничали, не трусили, ни разу не отступили. Именно эти качества отличают каждого бойца 8-го гвардейского корпуса генерала Рохлина. В народе говорят: солдат войну не выбирает, он только выполняет приказ, оставаясь верным присяге и воинскому долгу. Каждому из этих парней, с которыми встречался на передовой, я задавал один и тот же вопрос: чувство стра-ха — насколько оно сильно? И ребята откровенно признавались, что оно было и остаётся. Его не ведает лишь тот, кто не знает, что такое свист пуль и осколков над головой, кто не склонялся над телом друга, который не вернулся из боя...

О каждом из гвардейцев Рохлина можно написать отдельную статью. Все они этого достойны. Но в сложных условиях передовой, где не смолкает канонада взрывов, бойцам не до долгих бесед с корреспондентом, желающим узнать о них как можно больше. Наш сегодняшний рассказ о солдатах — лишь несколько штрихов армейских будней троих героев.

АЛЕКСЕЙ. Наш земляк. Младший сержант. Водитель машины передвижного медпункта корпуса. Новый год «встречал» уже в Грозном.

— Война — это страшное дело, — говорит Алёша, — здесь погиб мой друг. Служили с ним с первых дней, и вдруг — такое... Я ведь вожу медпункт, в который поступают раненые с передовой. Видел, как ребята мучаются и умирают... Это очень тяжело... Тому, кто здесь не был, трудно даже представить, что тут происходит...

— Что передать родителям, когда вернусь из Грозного?

— Большой привет от меня. Пусть не волнуются. И ещё — чтобы мама не болела...

Выполняя просьбу Алёши, позвонил его маме, сообщил, что он жив и здоров. В трубке раздался рыдающий голос:

— Как я вам благодарна за это известие! Сначала, правда, испугалась, думала — что-то плохое... Мы ведь ничего не знаем о сыне: где он, что с ним, жив ли, здоров ли... Никто, куда бы мы ни обращались, ничего толком сказать нам не мог...

Узнав, что я не только видел Алёшу, общался с ним, но даже записал короткое интервью, Наталья Константиновна попросила меня, если можно, дать ей послушать по телефону ту запись. Я приставил трубку к диктофону, и зазвучал голос её сына...

Завершая наш разговор, я сказал Алёшиной матери, что она по праву может гордиться сыном — смелым, отличным парнем. Сказал, что он награждён медалью «За отличие в воинской службе».

— Да зачем мне его медаль?! — воскликнула в сердцах растроганная женщина. — Мне нужно только, чтобы он вернулся живым и здоровым с этой проклятой войны!

И она в принципе права: никакая, даже самая высокая награда не стоит человеческой жизни. Но тем не менее вспоминаю, как бережно вынимал Алёша из кармана заветную коробочку с боевой наградой, когда я решил его сфотографировать. Помню, как прикручивал он медаль к гимнастёрке и распахивал полы бушлата, чтобы мама увидела на снимке, какой у неё сын-солдат...

ЮРИЙ. Тоже наш земляк. Рядовой. Гранатомётчик 255-го полка. Красивый, жизнерадостный парень. Он первым откликнулся на моё предложение опубликовать в нашей газете открытое письмо своей матери, ведь на фронте ребятам не до писем.

На следующий день после выхода газеты в редакции раздался телефонный звонок. Звонила сестра Юры Ольга.

— Если бы вы знали, как мы благодарны вашей газете за то, как вы освещаете события в Чечне! И особенно — за фотографию Юры и его письмо! Увидели с мамой и не поверили своим глазам! У нас ведь не было никаких сведений о нём! И вдруг такой подарок!

Кто читал и помнит письмо Юры в «Волгоградской правде», наверное, обратил внимание на то, с каким трепетом говорил солдат о своих близких, особенно о племяннице-первокласснице...

— А дочка у меня — отличница, — сообщила Ольга. — Так что пусть наш солдатик не волнуется. Ждём его домой!

ДМИТРИЙ. Родом из Башкортостана. Рядовой 33-го полка. Я встретил его на блокпосту на передовой. До возвращения в Центральный пункт боевого управления Северной группировки войск у меня оставалось всего пятнадцать минут. И разговор наш с ним был короткий.

— Ну как, браток, дела? Почём фунт солдатского лиха?

— Война... — неопределённо ответил боец и, помолчав немного, горестно сообщил: — Вчера стояли на посту втроём, а сегодня нас уже двое... Одного парня убили... А мы с ним вместе служили в Калининградской области, вместе влились в наш 33-й полк с пополнением.

— Родители-то знают, что ты тут?

— Нет. Писал, что едем в командировку. А куда конкретно — и сам не знал. Ну, а тут, как видите, не до писем. День и ночь стрельба со всех сторон...

Я протянул солдату свой блокнот и ручку.

— Быстро пиши, если хочешь. Завтра я возвращаюсь в Волгоград. Отправлю письмо родителям.

Солдатик протянул загрубевшую, с негнущимися пальцами руку, взял блокнот, ручку, написал пару предложений и задумался...

Вижу: мчится мой БТР. Нужно уезжать.

— Давай быстрее! — поторапливаю бойца.

— Даже и не знаю, товарищ корреспондент, что писать...

— Напиши, что жив и здоров — это самое главное для родителей, они ведь волнуются, ждут...

Солдат снова склонился над блокнотом. А мне уже кричат. Прошу ещё хоть пару минут. Нажимаю на спуск фотоаппарата и прямо на ходу ловлю ручку и блокнот...

... Снимок получился хороший. Запечатал его в конверт с письмом Димы и отправил его родителям.

А теперь только молю Бога, чтобы солдат вернулся домой. Чтобы не только мать с отцом, но и он сам увидел этот снимок.

Январь, 1995 г.

 

 

Даже в эту пасмурную январскую пору ночи над Грозным стоят звёздные. С наступлением темноты небо над охваченным войной городом озаряется огнём пожарищ, вспышками ракет и искрящимися росчерками трассирующих пуль. Под несмолкающий грохот от разрывов гранат, мин и снарядов очень трудно заснуть.

В одну из таких ночей мне выпало наблюдать за работой начальника аппаратной комбинированной радиостанции ефрейтора Александра Дронова. В салоне его автомашины я был отпределён на постой.

Бывалый солдат, прослуживший уже более года, ефрейтор А. Дронов дни и ночи напролёт обеспечивает связь командного пункта штаба 8-го гвардейского корпуса. Наушники и телефонная трубка беспрерывно разносят по салону переговоры абонентов, находящихся в разных уголках Грозного. Атмосфера обмена данными накалена до предела: офицеры ведут управление боем, передают важнейшие донесения военачальникам. Лишь изредка на считанные минуты наступает относительное затишье, и мне удаётся задать Саше несколько вопросов.

— Чем быстрее соединю своего оперативного дежурного с нужным ему абонентом, — говорит ефрейтор А. Дронов, — тем меньше будет смертей... Вот и судите, насколько моя работа важна. Первые дни, когда только приехали в Грозный, я трое суток не покидал поста. Буквально валился с ног, но делал своё дело. Недавно наградили медалью...

— Что самое старшное для тебя на этой войне?

— Пожалуй, бессилие помочь тому, чей голос слышишь. Особенно когда его обстреливают. Хотя я и обеспечиваю ему связь, но больше помочь ничем не могу. Иной раз до слёз бывет обидно. Помню, часа за два-три до наступления Нового года кто-то из комбатов плачущим голосом сказал: «Вы знаете, сколько у меня пацанов погибло?!» Число не назвал, но я чувствовал, что он плачет...

— Намного ли изменились здесь люди, с которыми ты прослужил уже год?

— Конечно. Очень часты, например, такие сцены: стоят два офицера, встретились после боя. Сначала смотрят друг на друга и будто не узнают, а потом кидаются в объятия, целуются, чуть не плачут: «Как мы с тобой от гранаты смогли увернуться?!».

После этих слов солдатик вздохнул, помолчал с минуту и потом продолжил:

— Однажды ко мне зашёл офицер, о котором ошибочно прошли данные, что он погиб. Я передавал в Толстой-Юрт, чтобы сообщили жене в Волгоград, что это ошибка, что он жив и здоров. Он стоял, слушал, а я передавал связистам, а те — в Волгоград...

— А что тебе ещё приходится делать помимо основных обязанностей?

— Да много чего... Раненых и убитых, например, помогал разгружать. Это самое тяжёлое... Подойдёшь к нему, наклонишься: «Ну что, браток? Держись!..». Ранение в живот... Просит воду, а её ему давать нельзя... Стоишь и слёзы вытираешь...

— Ты сам-то здорово изменился за время этой войны?

— Наверное. Я после девяти месяцев службы ездил домой в отпуск. Мать сказала, что я стал совсем другой. «Такое впечатление, сынок, что тебя там подменили. Облик вроде твой, а внутри всё не твоё. Мне даже кажется, что я тебя не знаю...».

— А как теперь она воспримет тебя?

— Даже не представляю. Раньше я весёлый был, всё время улыбался. А сейчас не могу... Не до смеха...

— Суров ли генерал Рохлин?

— Что вы! Нормальный мужик! Благодаря ему мы целы. Был бы здесь на его месте другой комкор, потерь оказалось бы значительно больше. Мы ведь в Грозный пришли без потерь. И всё благодаря мудрости Рохлина. Предприняли обходной манёвр. Никто из боевиков не знал, где, когда и как мы выдвигаемся. А другие соединения чеченцы ждали и встречали огнём из всех видов оружия. Поэтому-то у них и больше потерь...

До рассвета оставалось всего несколько часов. Я решил попытаться заснуть. Солдатик — хозяин «салона» пожелал мне «спокойной ночи».

— Вы у меня в машине уже не первый корреспондент, — заметил Саша и не без гордости сообщил: — У меня ночевал журналист из «Красной звезды». Потом ещё двое. А потом одну ночь кантовался Александр Невзоров со своим оператором, когда снимал у нас свой фильм...

Заснуть в эту ночь мне так и не удалось. Стрельба продолжалась. А в голове уже кружились мысли о том, как я напишу свой материал. Ефрейтор Дронов был мне очень симпатичен. Простой российский солдат...

Январь, 1995 г.