Иосиф Кобзон в Чечне.

В творческой биографии мэтра советской и российской эстрады, всемирно известного певца И.Кобзона есть и страницы, связанные с Чечней. Это и его первое исполнение знаменитой песни «О Грозном», написанной в 1970 году композитором О. Фельцманом и поэтом Н. Музаевым (эта песня стала музыкальной визиткой Грозного). Именно здесь, в Грозном, (в 1962 году) он получил первое в своей жизни признание - звание «Заслуженный артист Чечено-Ингушетии».
Связывает Кобзона с Чечней и его многолетняя дружба с Махмудом Эсамбаевым и талантливым чеченским композитором и основоположником национальной профессиональной музыки Аднаном Шахбулатовым.
Памятным фактом в его "чеченской биографии" стал и его последний благотворительный концерт в Грозном. Это было осенью 1996 года. Город тогда лежал в руинах, еще звучали выстрелы и взрывы, погибали люди, но в этом хаосе зазвучала и его знаменитая песня о Грозном.
Иосиф Давыдович много помогал чеченским беженцам в Москве, особенно представителям культуры, находил деньги на лечение раненых в воину чеченских детей и т.д. И эта миссия милосердия в отношении народа, пережившего многолетнюю трагедию, продолжается и поныне. Чеченцы с гордостью называют Кобзона другом республики. Еще одно свидетельство уважения чеченцев к знаменитому певцу - правительственная награда, медаль «За заслуги перед Чеченской Республикой», врученная Кобзону от имени главы республики Рамзана Кадырова.

 Иосиф Кобзон в первую чеченскую войну (1994 — 1996) демонстративно поехал с концертом в Грозный, но выступил не перед своими солдатами и офицерам, многие из которых видели и слушали его в Афганистане, а перед дудаевскими боевиками, перед басаевскими и хаттабовскими головорезами. Те от восторга палили в воздух из автоматов и похлопывали певца по плечу: дескать, молодец, наш человек.
  Прославленные народные артистки и великие — русские народные — женщины Валентина Талызина, Светлана Немоляева и Лидия Федосеева-Шукшина в первые же дни войны (в декабре 1994 года), когда из Чечни в Москву привезли первых раненых солдат и офицеров, они напекли пирожков, накупили конфет и поехали по госпиталям. Ходили по палатам, раздавали гостинцы, по-бабьи плакали и по-матерински утешали покалеченных войной ребят.
Кстати, Лидия Федосеева-Шукшина походом в военный госпиталь не ограничилась. Имея, скажем так, некоторое влияние на Бари Алибасова (продюсера поп-группы «На-На»), она чуть позже привезла их всех в Чечню в нашу группировку войск. Артисты там не столько пели, сколько раздавали автографы и гостинцы бойцам, опять же посещали раненых, общались. Короче говоря, дали военным понять, что Родина помнит, Родина знает!
Подумать только — «На-На»! Самая, наверное, легкомысленная в тот период эстрадная команда страны оказалась более гражданственной и народной, чем масса художественных коллективов, претендующих на эти пресловутые гражданственность и народность. Единственные, кто на деле подтвердил свой имидж и оправдал провозглашенный Евтушенко тезис: «Поэт в России больше чем поэт» (певец, артист и т.п.), так это Андрей Макаревич и Юрий Шевчук.
Вот и все. В том смысле все, что больше в Чечне в первую войну не был никто. Были: «На-На» с Федосеевой-Шукшиной, Макаревич с «Машиной времени»... и Шевчук. За два года войны!
За три года (!) второй войны ситуация не лучше. Илья Резник в феврале 2000 года сколотил команду (в которую вошли Алена Свиридова, Николай Носков, Валдис Пельш...), и концерт в Ханкале состоялся. Первый во вторую кампанию. Позже приехала Вика Цыганова. Был «офицер» Василий Лановой.

Стас Садальский, однажды приехав со спектаклем в Ростов-на-Дону, умудрился прорваться в военный госпиталь, проведал тяжелораненых, заплакал и тут же кинулся хлопотать о пенсии ослепшему из-за взрыва мины сержанту-саперу. Выхлопотал. Кто соберется кинуть камень в «пошляка» Садальского — пусть вспомнит об инвалиде чеченской войны, готовом молиться на Кирпича.
 Визит в Чечню Юрия Шевчука. Узнав, что артист (поэт, музыкант) дает концерты федералам, дудаевские боевики тоже захотели для своих культурную программу. Стали звать Шевчука. Обещали за концерт золотые горы. «Золотых гор не надо, — сказал Шевчук, — лучше освободите из плена наших ребят». — «Запросто», — согласились боевики.
В общем, сговорились. Федералы привезли артиста к противнику. Шевчук спел. Старался, как никогда в жизни. Тренькнул последним аккордом и сказал: «Ну, теперь давайте сюда пленных ребят. Я их отвезу». Боевики рассмеялись ему в лицо. Обычное бандитское кидалово. А ведь клятвенно обещали, списки согласовывали, количество, имена. Шевчук чуть зубы не раскрошил от злости, скрипя челюстями. Слава богу, хоть самого живым выпустили и выкупа не запросили. Это было самое начало войны, еще не расцвела работорговля...

Шамиль Басаев вручает именной Токарев Иосифу Кобзону «За поддержку ЧРИ», Грозный лето 1997

К ней причастен Басаев, занимавший после первой войны высокие посты в правительстве Аслана Масхадова. Сначала Шамиль через адъютанта передал мне письмо с угрозами. Мол, пока ты, Кобзон, пил вино с красными чеченцами, мы проливали кровь за свободу Ичкерии, и теперь пришла пора за все ответить. Если не струсишь, приезжай в Чечню, поговорим. Внизу стояла подпись: бригадный генерал Басаев. Помню, я сильно удивился, прочитав записку. Что за красные чеченцы? А какие есть еще? Зеленые? Серо-буро-малиновые? Послал я гонца куда подальше, а сам полетел за советом к Аушеву в Назрань. Руслан категорически возражал против моего визита в Грозный. Но я объяснил: если не приеду, Шамиль решит, будто испугал меня. Словом, поехал к Басаеву. Разговор получился острым, нервным и продолжался часа три. Я тогда занимался благотворительной программой «Фронтовые дети Чечни». Шамиль обвинял нас в том, будто проматываем средства, собранные для малолетних инвалидов и сирот. Я показал финансовые отчеты, фотографии детей, которым оказали конкретную помощь. Басаев горячился, говоря, что этого мало и Ичкерии нужно много денег. Дескать, необходимо самим распоряжаться нефтью, добываемой в республике, открывать заправочные станции по всей России… Я сказал Басаеву, что он обратился не по адресу, надо не ко мне апеллировать, а общаться с богатыми чеченцами, живущими в Москве и других крупных городах страны. Пусть помогут. Шамиль продолжал наседать, требуя, чтобы я тоже включился в процесс. Помню, предложил ему купить швейные машинки и раздать чеченским женщинам: пусть шьют вещи на продажу. Басаев счел мои слова оскорбительными… Так мы ни о чем и не договорились, каждый остался при своем мнении. В конце концов, устав препираться, я встал и сказал, что иду на концерт, в котором обещал принять участие. Шамиль попытался было удержать, но, видимо, понял, что мною командовать не получится. В итоге Басаев тоже пришел на стадион, где проводился концерт, а после его окончания в знак примирения вручил мне пистолет, достав его из кобуры на поясе. При этом Шамиль сказал: «Ичкерия сильно пострадала от войны, мы не можем, как раньше, дарить гостям красивых скакунов, но боевое оружие по-прежнему в наших руках». У вайнахов так принято: если дают пистолет или автомат, из них нужно обязательно выстрелить в воздух. Я знал о традиции, но сопровождавший Басаева тогдашний министр культуры Чечни Ахмед Закаев на всякий случай решил напомнить об этом, шепнув тихонько на ухо: «Надо, уважаемый!» Пришлось объяснить, что чужие обычаи уважаю, но палить куда попало не стану, поскольку не хочу, чтобы на чеченской земле звучали выстрелы. Мой концертмейстер Алексей Евсюков потом сокрушался: «Эх, зря не стрельнули, Иосиф Давыдович! Разрядили бы обойму в Басаева, стали бы Героем России». Ну да, говорю, посмертно… А если без шуток, сожалею, что ни пистолет Шамиля, ни записка его не сохранились.

Полковник Сергей ТЮТЮННИК